Особенности доказывания налоговой выгоды (из альманаха судебной практики ГК "Налоги и финансовое право")
18.10.2016
Недавно завершили мы два дела, сходные по своим фактическим обстоятельствам и по предъявленным со стороны налоговых органов претензиям.
Два изначально государственных предприятия (правда, одно было не так давно акционировано) объединяли дороги: одно их строило и ремонтировало, другое – перевозило по ним пассажиров и грузы. Потребности в ГСМ у обоих были большие, и как это часто бывает, закуп осуществлялся через посредников, поскольку «прямые» контракты содержали невыгодные и более строгие условия – по той же оплате требовалась предоплата. Посредники же использовались в качестве финансового плеча, которое давало возможность отсрочить платеж от месяца до 60 дней. Наценка была сравнительно небольшой – 8-9 %.
У налогового органа были две основные претензии: взаимозависимость и необоснованность наценки. Причем первый аргумент мотивировался тем, что некие сотрудники налогоплательщика работали на руководящих должностях у контрагентов. Второй довод налоговый орган обосновывал лишь тем, что у производителя/оптовика можно было купить дешевле. На наш довод, что рыночные цены мониторятся по особым правилам, инспекция отвечала, что «мы цены не оспариваем, мы говорим о фиктивности посреднического звена». Поскольку объемы поставок были значительными, то и доначисления налогов были существенными, даже не смотря на то, что в качестве базы налоговый орган брал наценку (причем, по непонятной формуле).
В суде, мы столкнулись с тем, что представители налогового органа, отстаивая свою позицию, достаточно вольно относились к доказательственной базе: то наценка посредника чудесным образом вырастала до 40 %; то свидетели в их устах начинали давать показания, которые подтверждали позицию ИФНС, но которых не было в протоколе. Причем инспекция старательно уходила от вопросов, связанных с реальностью операций и контрагентов, отсутствием налоговой выгоды (налоги все организации платили, отчетность сдавали), но при этом постоянно пыталась создать общий негативный фон, иногда, как нам казалось, позволяя себе лишнего. Так, например, не доказав взаимозависимость налогоплательщиков со «спорными» контрагентами, представители налогового органа стали выстраивать схему взаимозависимости через министерство дорожного хозяйства субъекта. Или еще – налоговый орган упорно давил на то, что «налогоплательщик получил налоговую выгоду, растратив бюджетные средства».
Тем не менее, нам удалось доказать отсутствие какой-либо необоснованной налоговой выгоды и правомерность действий как налогоплательщиков, так и контрагентов. Мы показали, что организации были заинтересованы в посреднических услугах, поскольку они позволяли «закрыть» вопрос с поставками ГСМ по нескольким направлениям. Также им было выгодно получить значительную рассрочку по оплате. Данные обстоятельства свидетельствовали о наличии в действиях налогоплательщиков разумной деловой цели. Об этом также свидетельствовала наценка на уровне посредников-перепродавцов.
По данному делу примечательны два обстоятельства. Во-первых, ни один из посредников не являлся классической фирмой-однодневкой. Налоговый орган предъявлял претензии, скорее, к целесообразности их включения в цепочку поставки.
Во-вторых, в суде апелляционной инстанции инспекция сделала акцент на одном доводе, который хотя к делу не относился, однако очень заинтересовал судей. Представитель инспекции утверждал, что деньги за ГСМ поступили на счет одной организации, которая в итоге стала акционером нашего налогоплательщика. То есть, как утверждала ИФНС, предприятие было «приватизировано» за счет бюджетных средств. Однако после того как мы пояснили, что акции выкупались у государства и денежные средства поступили в казну, суд задал закономерный вопрос: «Налоговый орган, так кто выгоду-то получил? Налогоплательщик или бюджет?».
Получается, что бюджет.
(АС Удмуртской Республики, 17 ААС, АС Уральского округа, 2016)
